Что ждет Россию в "зеленой экономике"
Европейский союз официально провозгласил своей целью снижение выбросов парниковых газов до нуля к 2050 году. В ближайшие годы будет реализовываться масштабный проект, в рамках которого компании, внедряющие зеленые технологии, смогут рассчитывать на многомиллиардные субсидии, а тех, кто не будет соблюдать ужесточающиеся экологические требования, ждут убытки и потеря рынка. Тому, как зеленая повестка отразится на бизнесе, посвящен проект клуба «Валдай» «Климат и политика».
В 2007–2008 годах в политическом лексиконе Америки появилось словосочетание «зеленый новый курс» (Green New Deal). Подобно тому, как Новый курс президента Рузвельта оживил экономику США после Великой депрессии, Зеленый новый курс должен был ответить на вызовы, стоящие перед миром в контексте климатических изменений. Дискуссия о нем возобновилась с новой силой спустя десятилетие, когда в Демократической партии начало формироваться «зеленое крыло».
Зеленый новый курс
В феврале 2019 года в Сенат был направлен проект резолюции о Зеленом новом курсе, предусматривавший сведение к нулю выбросов парниковых газов американской экономикой в течение десяти лет. Основными мерами, способствующими достижению этой цели, должны были стать отказ от ископаемого топлива и повышение ресурсоэффективности. Хотя идеи резолюции получили поддержку со стороны ряда видных демократов, голосование в Сенате стало тяжелым поражением его инициаторов. Стало очевидно: в Америке время для Зеленого нового курса еще не настало – даже на уровне деклараций.
Тем временем в Европе позиции «зеленых» продолжали укрепляться. В мае того же 2019 года они достигли впечатляющего успеха на выборах в Европарламент. Избранная в июле главой Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен сделала климатическую повестку своим приоритетом. Документ под названием The European Green Deal был обнародован 11 декабря, через десять дней после ее вступления в должность. Объявленная цель – переход к климатической нейтральности, то есть к чистым нулевым выбросам (net zero emissions) парниковых газов к 2050 году. Идти к ней Евросоюз будет, переводя генерацию электричества на возобновляемые источники топлива, повышая энергоэффективность жилья и создавая «умную инфраструктуру». Цена вопроса – триллион евро в первые десять лет. Символическое значение – ЕС заявляет о себе как о глобальном лидере в области продвижения климатической повестки и задает новые стандарты взаимодействия государства, бизнеса и общества в борьбе с изменением климата.
Речь идет, однако, не только и не столько о климате как таковом. Действительно, по объему выбросов парниковых газов ЕС входит в тройку мировых лидеров, однако доля Китая, занимающего первое место, в три раза больше, чем доля ЕС, а Соединенных Штатов – в полтора. Даже если Европа станет климатически нейтральной, она не остановит изменение климата в одиночку при отсутствии аналогичных программ в других промышленно развитых странах. Зато произойдет коренная перестройка европейской экономики, в результате которой кто-то выиграет, а кто-то – проиграет.
Она коснется не только европейских стран, но и всех без исключения партнеров ЕС. С точки зрения России, наиболее актуально грядущее изменение правил игры для поставщиков углеводородов: фактически европейский Зеленый курс – это объявление войны ископаемому топливу. Однако под прицелом оказываются любые товары, производство которых не соответствует климатическим стандартам ЕС. А это уже заявка на серьезный передел рынков и ужесточение конкурентной борьбы. Логично предположить, что Европа, используя климатическую повестку, надеется усилить свои позиции на мировых рынках по отношению к США и Китаю.
Все просто и цинично
«Новая «зеленая волна» в Европе имеет под собой вполне прагматичные причины, – говорит эксперт клуба “Валдай” Константин Симонов, генеральный директор Фонда национальной энергетической безопасности. – Борьба с глобальным потеплением оправдывает гигантские субсидии на новый энергопереход. Кроме того, это дает обоснование для введения климатических сборов с импортируемых в ЕС товаров. Все, увы, просто и цинично. Компании, которые активно лоббируют тему энергоперехода, очень рассчитывают на получение государственных или иных субсидий в рамках этого мегапроекта». Коллега Симонова Алексей Гривач добавляет: «Политика декарбонизации в ЕС – это попытка защитить свою конкурентоспособность в условиях истощения запасов традиционных энергоресурсов в Европе и, соответственно, роста зависимости от импорта. Но с точки зрения поставщиков углеводородов, это является инструментом искусственного ограничения конкуренции, так как зеленые технологии получают колоссальное субсидирование, в том числе за счет налогообложения традиционных энергоносителей».
Помимо очевидной угрозы потери доли рынка, компании, не переходящие на зеленые технологии, ожидает целый ряд трудностей. «Такие в целом немногочисленные компании будут вынуждены платить дополнительные «углеродные налоги» и оформлять всевозможные экологические сертификаты и паспорта, – говорит Данила Бочкарёв, научный сотрудник Института «Восток – Запад». – Многие страны также могут ввести у себя различные виды фискального стимулирования повышения экологической составляющей производственных процессов, так что таким областям рано или поздно придется изменять свои бизнес-модели».
Дело может дойти и до «климатических санкций» – попытки ввести их будут предприниматься и на национальном уровне (вплоть до предложений прописать в конституции ответственность за «преступления против климата»), и на глобальном – через правовую базу Парижского соглашения, убежден Алексей Гривач.
Российские перспективы
Что же ожидает российские компании в ближайшей перспективе? По мнению Бочкарёва, с наибольшими сложностями столкнутся поставщики угля и нефти. Что касается газа, то он, скорее всего, сможет приспособиться к новым реалиям. «Природный газ имеет возможность стать важным элементом европейского энергоперехода и как замена углю, и как сырье для экологически чистого топлива XXI века – водорода», – отмечает эксперт.
Привлекательность водорода заключается в том, что он является источником энергии с нулевыми выбросами – при его сжигании образуется лишь вода. Водород может применяться в качестве топлива для транспорта, для генерации электричества и отопления. По разным оценкам, к 2050 году за счет водорода будет удовлетворяться от 18 до 24% конечного спроса на энергию. Это потребует инвестиций в сектор на уровне 20–25 млрд долларов в год вплоть до 2030 года, прогнозировали эксперты международной группы Hydrogen Council в 2017 году.
10 июня 2020 года были опубликованы сразу два концептуальных документа, касающихся будущего европейской энергетики – Национальная стратегия развития водородной энергетики Германии и Энергетическая стратегия Российской Федерации. В немецком документе водороду отводится центральная роль в декарбонизации экономики, на него планируется постепенно переводить весь общественный транспорт, а также металлургию и нефтехимическую отрасль. В рамках реализации стратегии Германия будет внедрять передовые водородные технологии, чтобы со временем стать их ведущим экспортером. Однако признается, что Германия не сможет удовлетворить свои потребности в водороде самостоятельно и, по крайней мере на первом этапе, будет его импортировать.
В свою очередь, российская стратегия постулирует вхождение страны в число мировых лидеров по производству и экспорту водорода в рамках развития водородной энергетики. В перспективе Россия могла бы производить до 3,5 млн тонн водорода в год, что эквивалентно примерно 15% мирового рынка. Предполагается «стимулирование спроса на внутреннем рынке на топливные элементы на основе водорода и природного газа в российском транспорте, а также на использование водорода и энергетических смесей на его основе в качестве накопителей и преобразователей энергии для повышения эффективности централизованных систем энергоснабжения».
Водородная энергетика во всем мире находится в стадии становления, и ее развитие потребует огромных инвестиций. Анализируя стимулы для развития водородной экономики в России, Юрий Мельников, старший аналитик Центра энергетики московской школы управления «Сколково», писал в «Независимой газете» в апреле 2020 года, что главный из них – декарбонизация – не работает. «Выбросы СО2 пока ничего не стоят российским предприятиям, – отмечал эксперт, – «углеродный след» в продукции почти не имеет значения для поставщиков. В базовом сценарии проекта Стратегии низкоуглеродного развития до 2050 года, опубликованной Минэкономразвития РФ в марте 2020 года, введение ценового регулирования выбросов СО2 не предполагается. В связи с этим на российском рынке «безуглеродность» водорода как энергоносителя не является сколь-нибудь важным фактором, конкуренция с другими видами топлива идет исключительно по цене, – и это оставляет мало шансов на успех в борьбе, в первую очередь – с природным газом».
По мнению аналитика, сильнейшим из внутренних стимулов развития водородной энергетики является борьба за городскую экологию как часть мейнстрима российской энергополитики. Однако дело здесь может не пойти дальше «демонстрационных проектов в крупных городах с загрязненным воздухом». Означает ли это, что основным драйвером станут ограничительные меры зарубежных партнеров, вводимые в рамках декарбонизации? Ответ на этот вопрос мы получим в ближайшие годы.
«Углеродный налог» как почва для злоупотреблений
Константин Симонов полагает, что «углеродный налог» создаст почву для злоупотреблений. «Вряд ли кто-то будет честно считать углеродный след от производства всех товаров, – говорит он. – Вы видели расчеты углеродного следа от, скажем, электромобилей – если взять полный цикл, включая добычу металлов для производства аккумуляторов? А углеродный след полного цикла от производства солнечной батареи и ее утилизации после окончания эксплуатации? О какой добросовестной конкуренции тут может идти речь?»
В июле 2020 года аудиторская фирма KPMG представила три сценария введения европейского климатического налога для экспорта из России. При базовом сценарии, предполагающем введение налога в 2025 году, российским экспортерам придется заплатить 33,3 млрд евро в 2025–2030 годах. При негативном, если налог будет введен уже в 2022 году, а облагаться им будут не только прямые, но и косвенные выбросы (то есть, связанные с деятельностью не только экспортера, но и связанных с ним организаций), эта сумма возрастет до 50,6 млрд евро.
Есть и оптимистический сценарий, при котором ЕС вводит налог в 2028 году и будет взимать его с разницы между фактическими выбросами углекислого газа при производстве товаров и эталонным объемом ЕС. «Нагрузка для российских производителей в этом случае составит 6 млрд евро за три года (2028–2030), – сообщает РБК. – Больше других пострадают поставщики газа, никеля и меди: углеродоемкость их продукции превышает европейский бенчмарк в два–три раза. Производство нефти, продукции нефтехимии, калийных удобрений и других экспортируемых товаров полностью укладывается в европейский эталон». По всей видимости, российский бизнес осознает важность грядущих изменений на рынке. Об этом свидетельствует, например, письмо председателя совета директоров «Уралхима» Дмитрия Мазепина от 31 января 2020 году первому зампредседателя Правительства Андрею Белоусову. В письме руководитель «Уралхима» предложил включить представителей бизнеса в рабочую группу «по вопросам адаптации к изменениям климата». Бизнес первым ощущает влияние климатических изменений на свою работу, это ведет к ограничению производства экспортно-ориентированных товаров, говорится в письме.
Однако готовность российских компаний неоднородна и зависит от отрасли и конкретной компании, указывает Данила Бочкарёв. «Например, один из ведущих мировых и российских производителей удобрений «Фосагро» присоединился к Carbon Disclosure Project (международная инициатива по экологической отечности), – отмечает эксперт. – В свою очередь, «Газпром» разрабатывает технологии по производству водорода из природного газа при полном удалении углерода и производства метановой-водородной смеси c низким углеродным следом. Также компания реализует ряд инициатив по переводу электрогенерации с угля на газ и газификации транспорта».
Цена будет высокой
Трудности, связанные с внедрением зеленых технологий, очевидны. Главная из них, по словам Константина Симонова, – это цена входного билета. «Новое оборудование даст эффект в будущем, а на первом этапе оно стоит дорого. Не все могут за это заплатить», – говорит эксперт. Но есть и проблема, связанная с тем, как будут формулироваться стандарты климатической нейтральности – в частности, в ЕС. «Вопрос не в том, перешел ты на зеленые технологии или не перешел, – отмечает Симонов. – Вопрос в том, разрешили тебе считаться зеленым или нет».
Парадоксом нынешней ситуации на рынке энергоносителей является то, что инициативы по декарбонизации экономики принимаются на фоне низких цен на нефть. Это создает риски как для рынка возобновляемых источников энергии (ВИЭ), так и для нефтегазовой отрасли. «С одной стороны, падение цен на традиционные энергоносители (не только нефть, но и природный газ, а также еще ранее уголь) будет очень поддерживать их конкурентоспособность, – говорит Алексей Гривач. – С другой – такие цены подрывают инвестиционную привлекательность нефтегазовой и угольной отраслей, что, наряду с ограничительными действиями (вплоть до запрета на инвестиции в углеводороды со стороны некоторых институтов финансового рынка), создает дополнительные риски для развития этих видов бизнеса».
Данила Бочкарёв прогнозирует рост потребления природного газа в Азии как дешевой и достаточно экологичной замены углю и мазуту. «При этом – в первую очередь – из-за экономических проблем может снизиться субсидирование возобновляемых источников энергии, – отмечает он, – и ВИЭ вынуждены будут конкурировать с дешевым газом».
Иная ситуация складывается в Европе. «С одной стороны, канцлер Меркель и руководство Еврокомиссии сделали ставку (в том числе и финансовую) на ВИЭ и энергопереход как основные инструменты выхода Европы из кризиса, – говорит аналитик. – Тем не менее уже до кризиса широкие слои населения в Евросоюзе выражали свое неудовольствие высокими ценами на энергоносители. В условиях кризиса эта тенденция может обостриться и привести к дилемме: «рабочие места против изменения климата».
Наконец, есть проблема глобального развития. «Очевидно, что сократить нагрузку на климат могут не новые технологии, а массовый отказ от потребления, – говорит Константин Симонов. – Но тогда идея экономического роста должна отправиться в корзину. Вопрос простой – как вы в такой ситуации хотите бороться с глобальной бедностью? Если несколько миллиардов нищих людей – это не проблема, оʼкей, давайте и дальше строить мир без потребления».
Действительно, решая одни проблемы, человечество способно блистательно создать другие. Есть основания надеяться на то, что процессы, запускаемые такими инициативами, как Европейский зеленый курс, в конце концов благотворно отразятся на климате. Но уже сегодня понятно, что цена, которую заплатят за это экономики и общества, будет довольно высокой. «Климатическое» регулирование может и, скорее всего, будет использоваться для ведения недобросовестной конкуренции. За многомиллиардные субсидии на развитие зеленых технологий будет вестись ожесточенная борьба. Но «переход экономики на зеленые рельсы» – это реальность, с которой придется иметь дело всем: бизнесу, правительствам и потребителям.